Глава I

Отвечающий за строительство объекта мофф корчился в красной пыли. Идеально сидевшая фуражка упала, обнажила клочкастую костлявую лысину, заблестел жирный пот. Серебро эполетов потускнело, щёгольский стальной мундир покраснел от глины. Из сдавленного невидимой хваткой горла слышались жалкие нечленораздельные хрипы.
Я смотрю вниз.
Здесь когда-то текли реки, шумели рощи, и до дальних горизонтов расстилались поля. Безжалостная звезда испарила воду, выпила силы тенистых зелёных дерев, выжгла степи до голых скал. Сегодня – уродливые наросты электроколонн и заводов, между которыми еле волокут ноги рабы – вуки, иторианцы и прочее разнообразие этносов лопнувшей Республики.
Надо было так испоганить планету...
Всё – ради демонстрации величия одного человека. Пусть даже всемогущего.
Мофф коснулся поломанной кистью моего сапога:
– Владыка... Вейдер...

Багрово-чёрная тень передо мной слушала тихий гул Тьмы, воцарившейся в комнате.
И во всём мире.
Звёзды на чёрном полотне за её спиной выступали ярче, тоже вслушиваясь в волю Силы...
– Вейдер, – твёрдо вывели расплавленные молниями губы. – Дарт Вейдер...

С тех пор имя стало ширмой. И маской.
Не той, что скрывает сожжённое пламенем и горем лицо. Той, что сковывает душу. Не выпускает из темниц чувства, эмоции, жизнь...
Маленького Эни с Татуина больше нет. А блистательный герой и пилот, возлюбленный Анакин Скайуокер, сгорел в пламени Мустафара.
Навсегда.
Он – горе, которое я не перенёс. И нет надежды, что он оживёт.
– Владыка...
Я разжал вытянутый кулак.
Мофф зашёлся в хлюпающем кашле. Казалось, он выплёвывает в пыль лёгкие.
Отлично. Рот у него занят – возразить не посмеет. А сказанное примет к сведению. Его страх развеется далеко не сегодня вечером за золотым бокалом коррелианского игристого.
– Что вы мне говорили в прошлый раз, мофф Суон?
Я задумчиво разглядывал уродливый пейзаж. И шевелил железными пальцами под кожаной перчаткой, мофф хрипел.
– Вы клялись, что к этому дню экватор станции будет пригоден для пребывания без скафандра. И?
– Простите...
– С меня тоже требуют, – равнодушно сказал я, – и поверьте, не так, как требую я с вас.
Горбоносый помощник моффа, длинный, тощий, с непропорционально крупной головой, поспешил защитить начальнbка.
– Левые коридоры и ангары уже вполне пригодны, владыка Вейдер. Недоделан только километр экваторного пояса. Как только его закончат, мы откроем шлюзы.
Я повернул маску в его сторону.
– Если будет по вашим словам, вам повезёт. Это последнее предупреждение. Думаю, вы знаете, что следует потом.
И развернулся к шаттлу. Штурмовики оттеснили помощника, шагая за мной. Мофф, пошатываясь, отползал на карачках как можно дальше. Сиренево-розовое лицо бледнело, застоявшаяся кровь отходила.
Он не осмелился бросить мне ненавидящий взгляд. Даже в спину.

«Исполнитель» опережал свет синеватого гиперкосмосического тоннеля.
Личный канал Императора, мощный, скоростной и точный, мог связать тронный зал стольного Корусканта или любой иной дворец с каждым передатчиком Галактики.
Учитель.
– Поднимись с колен, мой мальчик, – произносит Император. Нараспев, будто смакуя собственную власть и царственное величие.
Подлинное имя его знали немногие – Дарт Сидиус, что значило «коварный» на праязыке.
Золотой плащ солнечным ореолом окружал его. Император носил такой в особо торжественных случаях. Ало-пурпурный с траурным – по демократии?! – подбоем обычно красовался на иссушенном теле, когда Император клеймил предателей речами в Имперском Галактическом Сенате. Синий как ночь служил во время бюрократически-будничных дел. В чёрный, крадущий солнечные лучи, учитель надевал в часы служения своей великой хозяйке – Тьме.
– Как идут дела на объекте? – как бы между прочим проскрипел Император.
Я же понимал, он связался со мной по другому поводу.
– Как обычно, мой повелитель. Моффы тормозят проект, рабочие работают медленно и мрут как дрозофилы. Но ручаюсь, «Звезда смерти» будет построена к сроку.
Мой голос был ровным из-за маски. В то же время чужим. Неживым. Мёртвым. Пустым.
Это не ломанный голос Анакина, а механический бас. Он не выражает эмоции.

Сорванный крик на фоне пламенного моря. Разорванное сердце юнца, ещё ничего не знающего о жизни. Глубокие карие глаза, в которых скопилась влага.
– Джедаи отвернулись от меня. Ополчилась Республика. Хотя бы ты не делай этого.

– Величие Империи ныне подобно высокому зданию, а «Звезда Смерти» станет фундаментом. Всё идёт так, как я предвидел, – довольно прокудахтал учитель, раздуваясь от собственной гордости.
Это становится его любимой поговоркой.
Я знаю, это ложь. Пускание пустопорожней пыли в глаза песчаной крысе. На самом деле Император слаб. Его сердце – кладезь пустоты, тёмная пропасть, в которой одни бесплодные скалы.
Первобытные скалы, а не руины разрушенного очага и дома.
Ему легче, чем мне. Мне больнее.
Но с болью легче жить во Тьме.
Копить и воспитывать её в себе, преобразуя в мощь, в агрессию.
Я боюсь выйти на свет, уничтожить страдания, испепелить лучами и развеять по ветру.
Я боюсь.
Я боюсь, станет больнее.
Но не знаю наверняка.
– Вечером праздник. Годовщина становления Империи, – внимательно вглядывается в меня Сидиус. – Я жду тебя.
Улыбнулся, обнажил гнилой провал вместо рта.
И исчез.

Тронный зал. Блеск роскоши, чёрного мрамора, шёлка.
Под резные своды невесомой золотой рекой возливался голос Ярат Ненурут, звезды Императорского Оперного Театра. Дива, ещё пока не перешагнувшая порог тридцатилетия, куталась в блестящие алмазами меха и пела песню про спящее солнце.
Оркестр, искрясь мелодиями, работал целый день, но из-под струн не вылетало фальшивых нот.
Приглашённые гости, яркие как цветы. Краски радуги всех форм и расцветок струятся по обе стороны от меня. С далёкого потолка под ноги ссыпаются ленты и конфетти.
Мне нет места в этом празднестве, где никто по-настоящему не получает удовольствие. Но все умело изображают его.
Наверное, они ещё более мертвы, чем я, искалеченная полумашина, великий Избранный, ангел, которому метель обломала ретивые крылья..
Я прохожу от входа к возвышению, на котором стоит трон Императора.
Все веселятся, смеются, но отлетают от меня, как от прокаженного. Потом снова натягивают фальшивые улыбки и снова кружатся в танце.
– Владыка Вейдер, – сладко расстелился передо мной принц Ксизор, новый глава «Чёрного солнца». Он кажется лизоблюдом Императора, но это не так. Ксизор ведёт личную игру, и никто не знает, какие в ней правила. Но хозяин закрывает казино, и игра сходит на нет, а расчётливый игрок, какие бы карты не держал в руках, уходит.
Не отвечаю.
Продолжаю путь сквозь клубящийся радужный весёлый дым.
– Мой повелитель, – снимает шляпу с пером красивый плотный брюнет с аристократической бородкой.
Бейл Органа.
Он дружил с НЕЙ. Он догадывался о наших отношениях. ОНА доверяла ему как другу.
– Здравствуй, Бейл.
Органа, поклонившись, отходит к семье. Я чувствую в нём смущение. Его можно понять.
Кидаю взгляд на семью.
Цветущая герцогиня в закрытом чёрно-зелёном платье.
Две девочки. Одна – круглолицая, розовокожая с фиалковыми глазками и снежно-белыми волосами. Другая не сводит с меня испуганно-любопытного взгляда. У неё карие глаза и длинные тёмные косы.
Девочка очень похожа на ЕЁ племянницу.
Не помню, на старшую или на младшую – Рио или Пуху.
Как ни странно, но сами девочки не похожи на супругов Органа.
Я удаляюсь, но слышу шёпот герцогини к мужу:
– Это Анакин? ...Неужели?!
Боль просыпается в сердце, но приглушены нерадостные мысли – я стою у трона. Император всегда понимает, что у меня на душе. Лучше не давать поводов для грядущих нравоучений.
А проблемы семьи Органы останутся на моей совести. Ни к чему. Пусть пока будут счастливы. Пока. Бдительные сети Императора не минуют никого.
Снова опускаюсь на колено.
Золотой плащ плавится и искрится огнём праздника. Лицо Императора посвежело с момента связи и похоже на бессмысленную маску. Дряблость испарилась с щёк, разгладилась. Он моложе лет на сорок. Но это не сам Император, вернее, не совсем Император – клон. Копия.
Мара Джейд, воспитанница Императора, в чёрном платье с серебряными звёздочками. Она дичится и жмётся ближе к учителю. Голубые глазки ненавидяще обшаривают гомонящую толпу. Она хочет убежать. Но не убегает – потому что приказал Император.
Рядом, глядя на всех сверху вниз, царственно улыбается Роганда Измарен, единственная, если не считать меня, кто не в праздничном наряде.
Тугие бёдра отягивает комбинезон, грудь закрыта длинными русыми локонами. Некрасивое лицо светится счастьем от того, что она стоит по правую руку от Императора.
Она держит на руках ребёнка. Мальчика назвали Иреком.
Роганда – частая любовница учителя. Правда, на время утех Император, используя магию, переселяется в тело клона, более свежего и не разрушенного Тьмой, или в гвардейца, любого – на выбор самой Роганды. Конечно, не покалечь меня Оби-Ван и будь я менее восприимчив к Великой силе, подозреваю, постоянным «любовником» Роганды был бы я.
– Останешься ли на празднике, мой мальчик?
Император понимает, что мне здесь нечего делать.
– Нет, учитель. Простите. Я устал.
Император обвёл рукой сверкающий зал.
– Зря, Вейдер, зря... здесь собрался весь цвет моей Империи.
Моей... Раньше было бы «нашей».
Старик рассержен, или мягко говоря раздосадован, что не может поставить рядом личную игрушку. Вернее, пугало для слабонервных трусов, тех, кто сейчас радуется годовщине Империи.
ЕГО Империи. Уже давно не НАШЕЙ.
Но я равнодушен к такой патетике.
– Я устал, – повторяю покорно, но твёрдо. – Учитель. Отпустите.
Безликий шлем глядит в пол.
– Иди, – как от назойливой мухи отмахивается Сидиус.

Створка лечебной камеры беззвучно опускается подобно крышке гроба.
Манипуляторы ласково подняли шлем с головы.
Я расслабляюсь, привычное напряжение покидает тело – то, что уцелело – оно становится лёгким. Иногда мне кажется, что я парю, левитирую в воздухе в такие минуты. Это ни с чем не сравнимое чувство.
Но это не так. Я не могу левитировать. Чугунные ноги не позволят, потянут вниз. Так же я не могу теперь испускать слепяще-синие молнии Силы, которые обожает учитель.
Пусть. Это небольшая плата за спасение от огня Мустафара.
Странно, но в последние годы моя ненависть к Кеноби утихла, потеряла былую страсть. Она отошла с первого плана, уже я не вижу в мечтах, как мой меч – новый, с алым клинком, взамен забранного Оби-Ваном – проходит сквозь его тело, как бы завершая атаку, так и не законченную на магматической планете, царстве раскаленного обсидиана и адского жара.
Где же ты сейчас, старый Кеноби?
Когда-нибудь мы встретимся.
Чёрные полированные стены размывали свой блеск, мелкие алые огоньки превращались в ровно освещаемые матовые панели «Звезды смерти»...

– Владыка Вейдер, на станцию проник опасный диверсант!
Лейтенант бежал ко мне и боялся. Только чего больше?
Моего ли гнева из-за плохой вести?
Диверсанта, который выведет из строя ещё незапущенную станцию и лишит примерного семьянина жалования на неопределённый срок?
Я повернулся:
– Пошлите штурмовиков. Диверсанты – не повод отвлекать меня по пустякам.
Лейтенант побледнел так, что серый воротник под подбородком казался совсем чёрным.
– Это джедай.
Два слога. Тихих, словно имя, заклинание вызова главного демона Ада.
– Джедай?! – нет конца моему удивлению.
Это полностью меняет дело.
Но все джедаи уничтожены. Кроме одного.
Оби-Ван.
Мой голос отрывист:
– Где он?
Лейтенант с онемевшим языком дрожащей рукой махает назад. Энергоблок.
Полузабытый гнев и полустёртая рекой времени ненависть тихо, плавно, как дым в летнее небо, поднимались из глубин сознания.
Великая сила, подобная воде, залитой в калейдоскоп, завертелась, подобная лебедю в силке. Светящиеся нити, струны жизни, опоясавшие Вселенную воедино, меркли, как звёзды за тучей.
Меч, моё лучшее творение, прыгает в руку.
Шипение.
Алая полоса расплывается по гладкому полу.

Глава II

Светлые серые панели задвинулись по четырём углам проёма.
Длинный мостик, минитрансформатор с работающими генераторами и бездна до самого двигателя «Звезды». Дверь в километровый коридор до следующего уровня. Пара недвижимых штурмовиков на полу.
Силуэт, закутанный в длинный, скрывающий фигуру плащ. Песчаная ткань не так ярка, как годы назад, затёрта до белых прорех.
Голубой луч цвета утреннего солнца холодным утром в опущенной деснице. Перчатка из рваной аспидной кожи обтягивает ладонь. Джедайская туника белеет на груди. Низкий капюшон закрывает лицо.
Сила путеводной кометой сияет в джедае, распускает лучи, пронзающие клубящуюся во мне Тьму. Но та проглатывает и гасит их. Сияние кометы притухает.
Световой меч джедая поднимается в вертикальное положение, силуэт принимает оборонную стойку. Мой меч по приказу полетел бумерангом к джедаю. Джедай изогнулся, точный блок отразил атаку, безвольно отскочивший меч вернулся ко мне в руку.
– Неплохо, джедай... У тебя прекрасная техника, но ты ничего не стоишь рядом с теми мастерами Ордена, которые пали от этого меча.
Алый огонь веерным горизонтальным выбросом метнулся к горлу джедая, но остановился у голубого лезвия. Джедай толкнул, высвободил меч, занёс для нового удара... Стоит сказать, он чуть было не стоил мне левого плеча. Меня снова спасла Великая сила.
Атаки сыпались градом, я легко отбивал их, не зная усталости, как и джедай. Он скользил дантуинской пантерой, отпрыгивая и ожидая, затем снова нападая. Стиль боя был уникален, но джедай не был уверен в нём. Он не мог взять инициативу в бою, как покойные Мейс Винду, Кит Фисто или Ади Галлия, в своё временя мне дававшие мастер-класс.
Это не был Оби-Ван. Здесь нет ничего классического, прямого и упрямого. Извороты, подколы, просечки, кружение... Разве что положение руки, которому я научил Кеноби, перед косым ударом наискось...
Тот самый удар наискось. Только мощнее.
Кажется, джедай знает все мои приёмы. Все мои мысли. Мне поневоле приходится сделать первый шаг назад.
Взгляд зацепился за правую руку противника.
Меч... Ребристая рукоять, косой торец, серебряное кольцо активирующей матрицы...
– Мой меч!!!
Мир взметнулся вверх, встав на дыбы. Великая сила отбросила меня, вонзившись острыми иголками слепяще-фиолетовых молний.
Глухой удар о пол, дикая боль сначала электрической волной прокатилась по всем клеточкам тела, потом засела тупой, но нестерпимой.
Шлем на затылке раскололся на две части, обнажив голову, захолодевшую от открытого воздуха. Кислород судорожно зашипел в искусственных трахеях, кое-где выходя наружу. Система жизнеобеспечения потеряла единство, разорвавшись на несколько несогласованных, автономных частей. Я чувствовал, что умираю...
Боль против обыкновения не призывала лечившую меня Тьму. А Великая сила исчезла, оставив гулкое эхо...
Я боюсь смерти. Поэтому всегда убивал не задумываясь.
Потому что в такие секунды из глубин памяти долетает обрывок...

Тид, Пантеон Героев.
Широкая ладонь уже не юного Оби-Вана на плече. Оби-Ван тоже хочет заплакать, но сдерживается. Он джедай.
А я пока имею право открыто плакать, не стыдясь.
И, похоже, только я один.
Джа-Джа, притихший вопреки характеру, печально выпучивает глаза на похоронный огонь, охватывающий тело Квай-Гона Джинна, лучшего рыцаря Ордена джедаев.
ОНА с «плачущим» гримом на лице, в чёрно-фиолетовых одеждах. ЕЙ трудно соблюдать этикет в день похорон друга – но ОНА королева.
Сенатор от Набу, Палпатин, воздаёт дань памяти герою-спасителю родного народа. И одному из своих многих врагов.
Я не могу долго смотреть на пламя. Слезы текут сильнее, была бы моя воля, ими бы я затушил огонь. Но я не сдвигаюсь с места.
И слова Йоды тем вечером:
«Смерти нет, юный Анакин. Великая сила есть только».
Но это была только первая смерть.


Силуэт неспешно подходил ко мне.
Опустился на колени. Меч действительно был моим – когда-то моим. Его забрал Оби-Ван на Мустафаре.
Я с трудом повернул голову в ту сторону. Шея не повиновалась.
– Скажи... Кто ты?
Джедай протянул тонкие руки к моему лицу, поддел маску... Яркий свет затопил глаза. Я зажмурился. Мир расплывался, но я...
... Мог его видеть.
Собственными глазами.
Без защищающих экранов...
Ноздри робко втянули пахнувший пластиком воздух.
– Кто... ты...
Голос без микрофона только слабо хрипел. Но джедай услышал. Изящные руки откинули капюшон на плечи, рассыпали длинные тёмные кудри.
– Та, кто любит тебя.
Я не верил...
Нет.
Нет.
И ещё раз нет.
ОНА умерла. Навсегда. ЕЁ не вернуть. Никогда. Никакими силами. Невозможно...
Белые диковинные звери увезли ЕЁ на золотой колеснице в тихий склеп, где ОНА обрела покой.
Но...
Я каждый день помнил ЕЁ лицо, ЕЁ улыбку, пухлые губы, которыми упивался в редкие часы, лучистые карие глаза, где всегда читал любовь к себе, даже когда ОНА старательно её упрятывала, волосы – водопад, в котором хотел утонуть...
И ОНА передо мною наяву.
– Падме... Ты...
Горячая солёная слеза лизнула обожжённую кожу.
– Да, Эни, это я, – услышал я тихий шёпот.
Падме тоже плакала. Я видел перед собой её лицо.
Она ничуть не изменилась. Такая же прекрасная, как пресветлый ангел Иего.
Я по-прежнему продолжаю любить её.
– Эни, мой милый Эни, – Падме печально качала головой. – Я долго не могла поверить, что тем чудовищем был ты. Ведь в глубине себя ты по-прежнему маленький Эни.
– Прости...
– Не надо, это прошлое. Не вспоминай, не оглядывайся. Тебе будет хуже.
– Я... и... так... умира...
– Ты сильный, Эни. Загляни в себя, и увидишь, в тебе горит любовь. Она освещает и освящает душу. Она исцеляет. Любовь всегда исцеляет. Когда-то она спасла тебя. Спасёт и сейчас. Только верь и ничего не бойся...
– Да... я... люблю... тебя...
– Я не оставлю тебя, мой Эни. Никогда.

Глава III

Боль снова жгучей искрой пробежала по нервам. Железные пальцы стиснули подлокотники. Я пытался удержать сон, но...

Шумят изогнутые в безмолвной молитве деревья Дантуина, одной из самых почитаемых джедаями святынь. Магистр Йода ловко карабкается между развалинами. Мне тринадцать, я ещё могу лазить по камням, а вот Оби-Ван пыхтит, пытается по нескольку раз взобраться с камня на камень.
– Долина Снов перед вами, друзья мои юные, – молвил Йода. Он обвёл клюшкой чашеобразную, залитую золотом местного солнца долину. – Древнее место Силы это. Тысячелетия назад падаванов учил здесь великий Водо-Сиосск Баас.
– А почему называется – Долина Снов?
Йода помолчал минуту.
– Не помнит никто. Но верят Дантари, что сны, увиденные здесь, сбываются.
– А хорошие сны или плохие?
– Всякие, говорят, любознательный падаван. Легенда это. Никогда сны не сбываются наяву, всякий сам творит их может в голове у себя, но жизни течение никогда не сможем контролировать мы.


Сминаемый пластик кресла трещал под пальцами. Зубы скрежетали. Боль не утихала, наоборот, атаковала, как раненная охотником анаконда.
– Нет... За что? – выдохнул я.
Неверной рукой жал все подряд кнопки на панели, пока камера не раскрылась. Манипуляторы едва успели опустить шлем.
Пошатываясь, я вышел на открытый балкон.
Корускант жил своей жизнью. Как всегда. Из окон Императорского Дворца безмятежный вид успокаивал душу.
Да, некоторые сны причиняют боль и заносят страх на мягких серых крыльях. Другие скидывают в спасительное забытье, где нет боли, нет страха. Но они не могут спасти нас, потому что коротки и не реальны.
Я ненавижу сны.
Они приносят горе.
Слезы кончились, остались только горящие после них дорожки. Анакину Скайуокеру позволялось плакать, пока он был джедаем, мужем, возлюбленным и будущим отцом...
Но он давно умер. Анакина убил Дарт Вейдер.
Потому что у него не было того, что было у Анакина.
Я распрямился.
Я – Дарт Вейдер. Повелитель Тьмы.
Мне так легче.

Я прячусь среди разрушенных мраморных колонн когда-то прекрасного Храма (именно Храма, не храма!), лёгкого, стремившегося к звёздам в дальние выси.
Меня и руины Храма отекает ленивая лава, похожая на тяжёлое ало-чёрно-золотое одеяло с пляшущими язычками-бахромой. Клубится жадно-туманная Тьма вперемешку с пламенем, танцует танец боли, страсти и умирания.
Сверкают синеватые молнии, не рассеивая мрак, но сгущая вечные тучи. Словно кто-то, коварный, чёрный, раздувает, укрощает, подделывает под себя пылающий костёр.
Я сижу на обломке бело-лунного камня. Под ногами соломенные переплетения засохших цветов. С плеч спускается рваный пончо-плащ, старый пояс тянет вниз верный световой меч, на запястье в шнурке болтается амулет из дерева джапор.
Между ладонями я прикрываю пульсирующий Свет, трепетный, новорождённый, слабый, но сильный...
Придёт время, я выпущу его, как белую голубку в небо. Звёзда вспыхнет ослепляющим потоком. Загорится сапфирное пламя меча в поднятой руке, могучие крылья взовьются за спиной.
И Тьма станет Светом.
В ясной синеве, воя, погибнут молнии-цепи. Зацветут белые лилии у бело-лунных мраморных кусков. Благоухание впитает воздух. Затвердевшая лава покроется сочным разнотравьем, побежит родниковая вода. Солнце освятит спасённое место.
А в цветущих колоннах будет ждать счастливая Падме. Златокудрый сын, похожий на меня, и тёмноокая дочь с лицом Падме выбегут навстречу.
Тогда я спущусь. Сложу крепко крылья цвета бури. Погашу навсегда меч – защитник обездоленных и рабов.
Меня заключат в тройные объятия. И я обниму всех троих здоровой правой рукой.

И я не Дарт Вейдер.
Моё имя – Анакин Скайуокер.


Эпилог

Горбоносый мофф, блестя новыми эполетами, докладывал:
– Экватор и ангары для истребителей готовы, владыка Вейдер. Начаты работы по отделке нижнего полушария, заложен каркас коридоров...
Вейдер, чёрный призрак Империи, вселял страх даже в каменные души. Плащ широкими крылами тянулся к пыльной земле, доспехи с электроникой обтягивали тело, шлем с маской-черепом закрывал голову.
Но Дарт Вейдер стал непроницаемее, чем раньше.
– Прекрасно, мофф Авилинес. Доложите Таркину, у него для нас награда.
Развернулся и ушёл к челноку.
Горбоносый мофф вскинулся, подвёл ладонь к лаковому козырьку, провожая немигающим взглядом Вейдера, удалявшегося к шаттлу, и штурмовиков.
В засохшей глине, красноватой от железных солей и выплюнутой крови, ничком валялось мёртвое тело прежнего моффа.